RU173
Погода

Сейчас+11°C

Сейчас в Ульяновске
Погода+11°

пасмурно, небольшие дожди

ощущается как +10

2 м/c,

ю-в.

753мм 100%
Подробнее
3 Пробки
USD 94,87
EUR 104,74
Страна и мир репортаж «А вы хоть знаете о нас?» Репортаж из Белгорода, где ежедневные обстрелы и гибель людей стали обыденностью

«А вы хоть знаете о нас?» Репортаж из Белгорода, где ежедневные обстрелы и гибель людей стали обыденностью

Говорят, что после каждого сильного обстрела кто-нибудь вызывает такси на вокзал и уезжает с чемоданами

Привычные для Белгорода указатели

Сирена срабатывает за пять минут до полуночи. Ее вой врывается в приоткрытое окно гостиничного номера и мгновенно выбивает меня из колеи. В Белгороде быстро выучиваешь местное ОБЖ: первым делом я бегу подальше от окна, в ванную. Оттуда слышно приглушенное баханье и видно, как вздрагивает ручка входной двери. Выскакиваю в коридор. Там уже собрались обитатели других номеров, некоторые — в банных халатах и с детьми на руках. Мы смотрим друг на друга. Я осознаю, что встретить эту жизненную ситуацию следовало бы в штанах.

В Белгороде говорят: те, кто ни разу не был под обстрелом, никогда не поймут, что это такое. Особенно если через пару дней вернешься домой, где не стреляют.

«А вы хоть знаете о нас?»

Белгородец и петербуржец идут по улице. Как понять, кто есть кто? На второй день своей командировки я знаю ответ. Петербуржец инстинктивно идет по самому краю тротуара, потому что зимой сверху на него падает сосулька, а в любое другое время года — лепнина. Белгородец же пойдет как можно ближе к зданию, чтобы в любой момент нырнуть в открытую дверь или прижаться к стене. Что при этом может упасть сверху — лучше даже не загадывать.

Есть, конечно, и другие правильные ответы. Белгородец, например, обычно выходит из дома с аптечкой. Как минимум с медицинским жгутом. Такой жгут, небрежно намотанный на предплечье, я замечаю в первый же день у случайного прохожего в центре города. Жгут ярко-оранжевый, его видно издалека.

1 из 8

Первое укрытие замечаю, выходя из поезда. Белая железобетонная коробка, метрах в трехстах на другом конце площади — еще одна такая же. Ступени вокзала обложены баррикадой из бетонных блоков. Указатели «Убежище» чередуются с красными табличками «Аптечка — там». Шпарит солнце. Невысокие разноцветные здания словно вымыты с мылом. Часть окон заклеена крест-накрест белым строительным скотчем или сплошной непрозрачной пленкой, чтобы, когда окно будет вылетать от взрывной волны, было меньше осколков. Окна нижних этажей торговых центров и школ плотно заложены мешками с песком. Автобусные остановки закрыты высокими стопками бетонных блоков. Чуть ли не у каждого светофора — желтый пластмассовый короб с песком. На клумбах расцветают фиолетовые крокусы.

— А вы там хоть знаете о нас? Как нас обстреливают? — спрашивает таксист, узнав, что я из Петербурга. От центра Белгорода до украинской границы — около 40 километров. И с той стороны постоянно что-то летит: то ракеты, то беспилотники. Когда ПВО сбивает ракету над городом, в небе появляется крохотное белое облачко. Белгородцы уже научились не заглядываться на эти облачка: разлет осколков оттуда, с километровой высоты, непредсказуем.

— А если начнется обстрел, какой у нас план? — спрашиваю я таксиста.

— Остановлю машину, вы посидите в укрытии, я рядом подожду, — невозмутимо говорит он. — Ну или, если захотите, дальше поедем.

— Опасно же.

— Мы уже привыкли, — усмехается таксист. — К тому же до центра не долетает. Вот на Харьковской горе — там да, опасно.

Харьковская гора — южный район Белгорода. Харгоре, как ее называют местные, достается часто и помногу. На третий день после моего разговора с таксистом туда упадут осколки снаряда, полностью сгорят две легковые машины, припаркованные на улице. А 29 марта в многоэтажку на улице Щорса влетит беспилотник. Один из жильцов дома погибнет на месте, его жену увезут в больницу с черепно-мозговой травмой и рваной раной лица. Ближайшие пригородные поселки — Таврово, Никольское и Дубовое — тоже регулярно попадают в сводки обстрелов. Оттуда каждый день на работу в центр Белгорода ездят люди. Если работа всё еще есть. По словам водителя, чуть ли не половина шиномонтажек в городе закрылась. А на вторую половину — огромные очереди из желающих переобуться.

— Город пустой, — говорит таксист, комментируя, на каких перекрестках мы в это время должны были бы встать в пробки. — После каждого сильного обстрела кто-нибудь вызывает такси на вокзал и уезжает с чемоданами.

— А почему вы не уезжаете?

— А куда ехать? — удивляется таксист. — Вот мой приятель уехал в Воронеж, так там тоже беспилотники пачками летают. Я сам в Белгород переехал два года назад из-под Харькова. Купянск, слышали такое название? Когда Россия отвела из-под Харькова войска, я всё бросил, посадил в машину жену и ребенка, и мы поехали сюда. Потому что там начали бы выяснять, кто сотрудничал с россиянами, выходил на работу, вот это всё. Там не просто тюремный срок можно было получить, люди просто без вести пропадали. На границе нашу колонну, в которой стояли одни гражданские, начали обстреливать ВСУ. Тогда пограничники с российской стороны открыли границу, всех запустили и уже там, на безопасной территории, проверяли документы.

В Харьковской области у многих белгородцев остались родственники и друзья. После обстрелов они перебрасываются сообщениями — все ли живы. Дальше этого происходящее стараются не обсуждать.

В Белгороде очень быстро привыкаешь строить свой маршрут от одного укрытия до другого. Назначать встречи так, чтобы рядом было где спрятаться. Прислушиваться к телефону: в телеграм-канал «Предупреждение Live» сообщение о ракетной опасности приходит секунд на 20–30 раньше, чем завоет сирена на улице. Эти секунды могут спасти жизнь. Или, например, руку или ногу.

Самый страшный день

— Если начался обстрел, а рядом нет укрытия, надо лечь на землю. Не присесть, а именно лечь и распластаться, — рассказывает мне женщина в гостиничном лобби. Она сжимает кулак, изображая сидящего человека, и пальцем другой руки показывает, под каким углом осколок ракеты отскакивает от земли и попадает в кулак. Но пролетает над раскрытой ладонью.

1 из 6

На улицах Белгорода незаметно разрушений. Как только ракетную опасность отменяют, в местах прилетов появляется оцепление из местных ополченцев. Они следят, чтобы зеваки не хватали обломки, среди которых могут быть неразорвавшиеся элементы, и чтобы никому не пришло в голову заглянуть в чужую разваленную машину или квартиру без окон и дверей. Выбитые стекла восстанавливают практически сразу. Дыры от осколков на тротуарах заравнивают. Сгоревшие автомобили увозят. Кажется, даже сажу смывают с асфальта.

Но следы всё равно остаются. Напротив гостиницы на Соборной площади — пятно, будто кто-то уронил с высоты ведро черной краски. Брызги, расходящиеся от этого пятна, — следы осколков. Сюда во время самого страшного обстрела днем 30 декабря ударил украинский снаряд — прямо в каток, который залили на праздники для детей. Рядом, на ступеньках перед Вечным огнем, стихийный мемориал — свечи, цветы и игрушки.

1 из 4

Еще одним мемориалом в память о том обстреле стало «Сердце Белгорода» на улице 50-летия Белгородской области. После теракта в подмосковном «Крокус Сити Холле» среди игрушек появилась табличка: «Москва, мы с тобой». «Сердце» пробито осколками в нескольких местах.

1 из 3

— Вот здесь, прямо на остановке, после обстрела 30 декабря лежали люди, — рассказывает мне пенсионерка Лидия Михайловна. — А здесь стоял уличный художник, который продавал свои картины. И он погиб. Вот на том зеленом здании до сих пор следы осколков. И в него же прилетело буквально вчера, сбило балкон.

В последний раз Лидия Михайловна выходила из дома неделю назад. Сегодня решилась, потому что день выдался солнечный и не было утреннего обстрела.

— На Новый год они стреляли по четыре раза за день, перед выборами тоже. А теперь сломали график. И чувствуется какое-то постоянное напряжение. Чего-то не хватает, — говорит она и невесело улыбается. — Нас ведь не спрашивали, хотели ли мы всего этого. Как когда Советский Союз разваливался, все были против, даже Украина против была. Но разве же людей спросили? Так и теперь. За что Козинка пострадала? А Грайворон? Вот сейчас людей оттуда вывезли, а ведь у них дома, животина, земля, которая требует посева. Говорят, что для защиты приграничных регионов нужна санитарная зона. Мы с бабками у подъезда посовещались и приняли это на свой счет — как бы Белгород не оказался этой самой санитарной зоной.

Совершенно в другом месте, в случайном дворе на Народном бульваре, я слышу, как старушка с собачкой и ее сосед обсуждают обстрелы. Оказывается, тоже вышли на улицу впервые за долгое время, тоже испытывают тревогу из-за того, что «расписание сломалось», и тоже вспоминают тот — самый страшный — день.

— 30 декабря у нас вот здесь женщина погибла, — говорит хозяйка собачки и показывает рукой на угол дома, мимо которого я только что прошла. — Она мусор выносила. А там, где белой краской покрашено, угловую квартиру разбило, насквозь прошло. В наших домах вокруг ни одного стекла не было. Восстановили всё быстро. Конечно, страшно. Ждешь, когда отстреляют уже, чтобы на улицу выйти. А теперь — непредсказуемо. Но ехать нам отсюда некуда.

1 из 2

— Мы затаились, — говорит солистка Белгородской государственной филармонии Галина Зольникова, когда я спрашиваю ее, как здесь живут люди. В ближайшие дни концертов в филармонии нет, но весь апрель уже расписан. Галина родилась в Пензенской области, росла в области Белгородской. Училась в Воронеже, жила в Ростове. Поняла, что не любит миллионники, и вернулась в Белгород. Небольшой, уютный, зеленый и ухоженный, без столичной суеты. К тому же здесь можно жить в частном доме, а до центра — минут пятнадцать-двадцать на машине.

— Собственный дом — это было наше с мужем совместное решение, к которому мы долго шли. И вот теперь, когда дом у нас есть, обустроенный и любимый, как нам его оставить?

Теперь Галина на слух может определить, какой именно снаряд летит, в какой момент сбили, «вылет» ли это нашей артиллерии или «прилет» украинской. А выходя из дома, вспоминает строчки «...И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг».

Или молится. В Белгороде очень сложно быть атеистом.

1 из 9

Но проваливаться в состояние тревоги Галина себе не позволяет. «У меня память на ощущение боли и негатива как у насекомого, — смеется она. — Как только боль и страх отпустили, я тут же забываю о них и живу дальше».

Мы идем по проспекту Славы. Здесь тоже есть характерная «клякса» на асфальте, а с обеих сторон от нее раскрошен бордюр. Среди каменной крошки лежит металлический квадратик. «Это осколок снаряда, — говорит Галина. — Видите, как он изогнут».

Мы идем дальше и смотрим на окна. Многие заклеены крестами белого скотча. А в одном стекла сплошь усеяны бумажными снежинками.

— У людей до сих пор Новый год, — замечает моя спутница. — Но, скорее всего, жильцы просто уехали.

30 декабря Галина, как и многие горожане, собиралась в центр. Но около пятнадцати часов начался обстрел.

— Сначала мы с мужем услышали «Град»: тун-тун-тун. Но потом оказалось, что они впервые отработали по городу «Вампирами». И еще было два взрыва, — вспоминает она. — Потом мы узнали, что в центре погибли 25 человек и еще больше ста были ранены. И нам, белгородцам, до сих пор непонятно, почему тогда страна промолчала, об этом не говорили на федеральных каналах, не объявили траур. Мы остались с этим горем один на один. А ведь это был настоящий теракт.

Галина здраво оценивает ситуацию и не исключает, что уехать, возможно, всё же придется. Родственники зовут ее в Пензу и Тулу, коллеги предлагают перебраться в Ставрополь.

— Почему вы не уезжаете — этот вопрос я и сама задавала в 2014-м, потом — в 15-м и 16-м годах друзьям и знакомым из Донецка, Луганска и Донбасса. Тогда обстрелы этих городов стали для меня настоящим шоком. Особенно фотография «Городской мадонны» («Горловская мадонна» — 23-летняя Кристина Жук из Горловки, 27 июля 2014 года погибла вместе с 10-месячной дочкой Кирой во время артобстрела города. — Прим. ред.) Теперь, когда Белгород обстреливают каждый день, у меня есть на этот вопрос ответ. Я не хочу уезжать. Я хочу жить в своем любимом Белом городе.

«Белгородский анекдот»

— Хотите, белгородский анекдот расскажу? — говорит мне женщина на центральном рынке. — Как в Белгороде записываются к мастеру на ногти: «Вы когда хотите прийти?» — «Завтра». — «Тогда я вас записываю». — «На какой час?» — «Через тридцать минут после обстрела».

А потом добавляет: «Это мы сейчас, пока обстрелов нет, такие смелые. Начнут стрелять — опять попрячемся». Некоторые продавцы перестали выходить на рынок вовсе. Кто-то закрыл свои точки. Торговля идет плохо.

С середины марта ВСУ начали обстреливать Белгород «по расписанию». Утренний обстрел — часов в 7–8, потом обстрел в обед, вечерний обстрел в 17–18 часов. Ну и еще один — перед сном. Чем дольше нет обстрела, тем вероятнее, что он начнется в любую секунду. Обстрел закончился, и спустя минут двадцать все выбегают из домов, спешат сделать дела, сходить в магазин или выгулять собаку — успеть до следующей сирены. Спустя примерно неделю «график» сломался. Белгородцам стало еще тревожнее. Ведь если что-то надвигается слишком долго, значит, оно очень большое.

— Сегодня не было утреннего обстрела. И дневного тоже. Значит, часам к пяти сто процентов что-то случится, так что будьте осторожны, — говорят мне в местной администрации. — Подпишитесь на канал «Предупреждение Live» и поставьте оповещение со звуком.

12 марта в фасад администрации врезался украинский беспилотник. Выбитые стекла вставили сразу, а вот буквы над крыльцом не восстановили до сих пор. Встретиться журналисту с мэром города Демидовым или губернатором Гладковым можно только случайно — после обстрела, во время осмотра разрушений. У мэра вдобавок сейчас еще дел невпроворот с уборкой города после зимы. Водители мусоровозов отказываются ездить в некоторые районы города из-за обстрелов. Так что мне искренне желают, чтобы шанса отвлечь Гладкова с Демидовым от работы мне не представилось.

К вечеру первого дня я и сама могу рассказать белгородский анекдот.

Знаете, как смотрят кино в Белгороде? Время — около трех дня. На углу улицы 50-летия Белгородской области и Преображенской — кинотеатр «Победа». Дергаю ручку — открыто. Внутри — одинокая билетерша в стеклянной будке и расписание сеансов только на утро.

— А «Дюну» сегодня не показываете? — спрашиваю наугад.

— На «Дюну» администратор забронировала сеанс на 18:20, но билеты мы пока не продаем, потому что не знаем, сможем ли показать этот фильм, — говорит женщина за стеклом. — Если к вечеру наберется человек пять и не будет обстрела, покажем.

В кинотеатре, к слову, два зала, один на 500 зрителей, второй — на 250. Как при такой посещаемости сводить концы с концами — загадка. «Девушка, вы же из Петербурга, а не с Марса, — говорит билетерша. — Обстановка такая, что люди никуда не ходят».

Без десяти шесть, снова оказавшись около «Победы», заглядываю внутрь: «Дюна»-то будет?»

— Вас таких, кто спрашивал про «Дюну», как раз пятеро и набралось, — говорят мне. — Подождем еще минут двадцать. Если всё будет нормально, начнем продавать билеты.

Честно говоря, засиживаться в кино в мои планы не входило. Но теперь я хочу увидеть, кто окажется в зале. Поэтому спустя двадцать минут возвращаюсь со своим маниакальным вопросом.

— Вас двое, — терпеливо говорит билетерша.

На диванчике у кассы сидит парень лет двадцати пяти, с ног до головы одетый в камуфляж. Рядом — камуфляжный рюкзак. Словом, собрались самые преданные поклонники режиссера Дени Вильнева. К нам выходит администратор в черном жилете и объясняет, что в случае сигнала ракетной опасности нас выведут из зала в бомбоубежище — оно здесь очень хорошее, потому что кинотеатр послевоенной постройки. В бомбоубежище мы просидим, вероятно, минут тридцать. А «Дюна» наверху будет идти. Когда ракетную опасность отменят, мы вернемся в зал и продолжим смотреть «Дюну» с того места, до которого она дойдет без нас.

Дневные сеансы на время обстрелов останавливают, а «Дюна», зараза, длинная. И если ее остановить, просидим мы в кинотеатре до ночи. То есть до ночного обстрела. А этого не хочет никто. Мы с камуфляжным парнем говорим, что понимаем и принимаем условия, и по настоятельному совету администратора покупаем билеты на последний ряд — он ближе всего к бомбоубежищу: «Запоминайте дорогу: вниз по лестнице, за мужским туалетом». Как только мы входим в пустой зал на 250 зрителей, «Дюну» врубают без предупреждения и прелюдий. Проходит час — ракетную опасность не объявляют. К концу второго часа кажется, что сирена непременно взвоет после очередного обещания Пола Атрейдеса отвести всех присутствующих в рай. Когда на экран выползают наконец титры, а в зале включается свет, сам факт, что «Дюну» удалось досмотреть до конца, воспринимается как невероятное везение. На выходе из зала администратор встречает нас с такой улыбкой, будто это не кинотеатр, а ЗАГС. Еще бы — такой редкий спокойный день, без обстрелов. Еще бы до дома добраться.

Камуфляжного парня зовут Николай. Он приехал «из-за ленточки» всего на один день — полечить зубы. Завтра утром — обратно. Фильм показался ему своеобразным.

— А я из Петербурга, журналист, — говорю я.

— Так я тоже из Петербурга мобилизовался.

В пустом кинотеатре гаснут окна.

Время — девять вечера. На улицах — ни души. Город замер в предчувствии ночного обстрела. Он случится в 03:19. ПВО собьет над Белгородом тринадцать реактивных снарядов «Вампир», обломки упадут на Дубовое, ранения получат два человека. Грохот перебудит меня и других постояльцев гостиницы в центре Белгорода.

Некоторые из них — не просто постояльцы. Они живут в этой гостинице уже третий год, потому что здесь — один из пунктов временного размещения для беженцев из приграничных поселков. О начале СВО они узнали часа на три раньше, чем жители остальной страны. Но об этом — уже в следующей истории.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
0
Пока нет ни одного комментария.
Начните обсуждение первым!
ТОП 5
Мнение
«Остается выкрасть математичку из соседней школы». Отец девятиклассника — о дефиците учителей в стране
Анонимное мнение
Мнение
Палка для битья крапивы, ракоходы и даже шишки: топ придурочных товаров с Wildberries
Любовь Никитина
Мнение
Что выдала нейросеть «Пелевин». Рецензия на новую книгу «Круть»
Сергей Князев
Мнение
Убрать теорию Дарвина из программы, или Родительское собрание как форма пытки
Лебедев Денис
Руководитель отдела "Бизнес"
Мнение
Проехали вдвоем 9000 км на авто. Подруги три недели колесили по Монголии и потратили всего 150 тысяч рублей
Анонимное мнение
Рекомендуем